|
Д. Малосюжетный рассказ Как теперь точно
установлено литературоведением, рассказы (новеллы) в наши дни, подобно огурцам,
разделяются на: а) остросюжетные (они же — рассказы крутого посола) и б) малосюжетные (на манер малосольных). Разумеется, создать остросюжетное произведение
труднее для автора. Да и вообще не каждый, кто берется сочинять, способен
придумать энергичный и занимательный сюжет. Посему в наши дни встречаются чаще рассказы малосоль... простите: малосюжетные,
нежели рассказы острого сюжетного посола. Для малосюжетного
рассказа, например, вполне достаточно таких незначительных событий, как:
парень пригласил девушку пойти с ним на танцы, а девушка отказалась. Согласитесь — такой эпизод в силах придумать
даже самый малоодаренный автор... И придумывают. И печатают там и сям новеллы
этого типа и этого сюжета. Предвидим вопрос: неужели же ничего, кроме
голого факта приглашения-отказа, в новелле нет? Чтобы быть честным, отметим:
нехватка событий, как правило, восполняется сгущением местного колорита, а
также вводом в ткань рассказа посторонних персонажей, кои никакого
касательства к отказу от танцев не имеют. Здесь мы приводим три варианта малосюжетного рассказа с изложенной выше фабулой. Как увидит читатель, густота местного колорита
очень крепка во всех трех вариантах. Крепки и побочные персонажи, которые
призваны восполнить острую сюжетную недостаточность рассказа. Особо надо
продумать имена собственные действующих лиц. Редко встречающиеся имена служат
здесь суррогатом сюжетных ходов. 1. СЕВЕРНЫЙ ВАРИАНТ Пурга Завьюжило еще с вечера. Утром сумерки не
рассосались, а, наоборот, сгустились. Старик Нафанаилыч
едва разгреб снег у окошка и только носом покрутил: — Таперя это на
неделю дело... Ийка, оленей напои да загони во
двор, не то — чего доброго! — откочуют они от нас... А мне, однако, на базу
ехать пора: за солью, за порохом, за мануфактурой... Ия проворно выбежала из дома, щеголяя новыми
пимами, покрытыми затейливыми узорами из кожи четырех цветов. Ее черные
жесткие косы болтались и били девушку по спине, по плечам, по груди. Мимо прошла старуха Авксентьевна,
неся сумку с вяленой рыбой. Подростки Зосима и Панкраша
просвистели мимо на салазках... Где-то неподалеку загудел вездеходик
председателя колхоза Анемподистыча... Ия и слышала
и видела все это, и не слыхала, не видела: она возилась с парой оленей1. Все семеро ветвисторогих
самцов били копытами, толкались, не хотели войти в воротца... И тут перед Ией вырос молодой Касьян Бумерчило. Молча помог он девушке загнать оленей во Двор.
А когда запыхавшаяся от хлопот Ийка
принялась утирать пот пыжиковой варежкой, парень сказал тихо и просительно: — Ийка, вечером сходим, однако, в красный чум — танцы
будут. Новые пластинки, бают, привезли,— а?.. Ия дробно засмеялась и помотала головой, задев
по носу парня своими косами: — Неа... Не пойду я, однако, с тобой... Неа... Касьян внимательно глянул в глаза девушке.
Неизвестно, что он прочел в этих раскосых черных очах
только он глубоко вздохнул и, опустив голову, направился к воротам... — Ийка! — кричал из дома старик Нафанаилыч.—
Сей минут иди печь затапливать!.. Вот проклятая девка,
однако; сроду ее не докличешься!.. Ия побежала в дом... 1 На Дальнем Севере «парой»
оленей называют не два экземпляра животных, а комплект, нужный для упряжки,—
Шесть или семь взрослых самцов.— Примечание автора рассказа. 2. СРЕДНЕРУССКИЙ ВАРИАНТ Дожди Вторую неделю заладили дожди. Лужи вокруг избы
давно уже слились в подобие озера. На рассвете Африканыч,
превозмогая боль в пояснице — от сырости ревматизм разыгрался! — попытался
веником отогнать воду от крыльца... Куда там!.. Зеленоватая влага с противным
чавканьем возвращалась обратно к самым ступеням... —
Клёпка, вставай, дурища! Распяль буркалы-то:
довольно дрыхнуть! Поди
овцам задай корму! Небось третий день не жрамши... Клеопатра проворно выбежала из избы, щеголяя блестящими
черными резиновыми сапогами. Ее белокурые косы болтались и били девушку по
спине, по плечам, по груди... Абапол1
избы проплыла в окоренке соседка — старая Елпидифоровна:
хитрая бабка приладилась, как на ялике, ездить по воде в оцинкованной кухонной
посуде... Девчата Праксюшка и Трёшка,
которым далеко надо было бежать до школы, уже шлепали по воде к околице и
визжали, попадая выше колен в глубокие канавки... Клёпа никак не могла
ухватить размокшее сено вилами. И тут перед нею возник шофер Ардальон. Молча отстранив
девушку, он умело вздел на зубья вил крупный ворошок сена. Перебросив корм в
сарай, где блеяли и дробно топотали копытцами
изголодавшиеся овцы, парень огляделся вокруг: не слышит ли кто его?.. — Клепочка,— таинственно вымолвил он,— ужо
завтра в клубе на сахарном комбинате танцы... Прошвырнемся со мною туда! Клеопатра состроила гримаску
и выдохнула разом: — Неа... Неохота мне с тобою... Ардальон опустил голову и
закрыл глаза. Тяжело вздохнул. А когда парень снова поднял голову и поднял
веки, веселый смех Клёпки слышался уже из сеней... 1 Абапол — рядом,
вблизи — провинциализм, свойственный Центральной черноземной полосе России.— Примечание
автора рассказа. 3. ЮЖНЫЙ ВАРИАНТ Осуществляется с колоритами кубанско-терско-донским, закавказским и среднеазиатским.
Мы предлагаем среднеазиатскую версию — наиболее экзотическую. Самум Песчаная буря свирепствовала третьи сутки. Но Хлябибуло-бабай по каким-то ему одному известным
признакам установил: самум кончается. Старик вышел из кибитки, протянул высохшую
коричневую ладонь перед собою и на ощупь оценил град песчинок, как оценивают
дожди... — Мармалат-ханум! — крикнул он слабым голосом.— Выводи
верблюдов из-за холма! Красавица Мармалат
проворно выбежала из кибитки. Щеголяя шерстяными узорными чулками и
ожерельями из монет, вплетенными во все сорок своих кос, она кинулась
навстречу слабеющему, но далеко еще не затихшему ветру... Корсак — эта лисица пустыни,— мышкуя, пробежал
мимо. У кустов саксаула паслась крепкая, мохнатая лошадка... За холмом сразу
стало легче: ветер не достигал сюда в полную силу... Заметны были следы грузовика, который привез
воду в больших канистрах'. Верблюды, стреноженные и покрытые попонами,
лежали на песке. Их челюсти мерно двигались не вверх и вниз, как у людей, а —
вправо и влево, как у всех жвачных животных. —
Кыш! Кыш! Вот я вас! — закричала Мармалат,
но ветер съедал ее голос. Верблюды даже не повернули морды
в ее сторону... И тут появился рядом с Мармалат
молодой погонщик Бульбулюк. Он ударами ноги поднял
верблюдов и погнал их к колоде, где тихо колыхались остатки воды. — Мармалат-джан,— ласково сказал красавице Бульбулюк,— пойдем сегодня на танцы в палатки геологов?..
Там патефон есть... — Неа! — отозвалась Мармалат и
повернулась спиной к парню. Бульбулюк вздохнул и еще раз наподдал ступнею в зад большого двугорбого верблюда. Ветер
стихал... * * * Ж. Исторические романы В настоящее время исторические романы у нас
пишутся в основном в трех манерах: 1) почвенной, 2) стилистической и 3) халтурной. Возьмем в качестве сюжета исторический факт,
послуживший художнику Репину для его знаменитой картины: царь Иван Васильевич
Грозный убивает своего сына — царевича Ивана, и посмотрим: что бы сделали с
таким эпизодом автор-почвенник, автор-стилист и просто халтурщик. 1. ПОЧВЕННИКИ Авторы-почвенники (они же — кондовые,
подоплечные, избяные, нутряные и проч. авторы) отличаются такой манерой
письма, что их произведения не могут быть переведены ни на один язык мира —
до того все это местно, туземно, подоплечно, нутряно, провинциально,
диалектно. Например: «Царь перстами пошарил в ендове: не обыщется
ли еще кус рыбины? Но пусто уж было: единый рассол взбаламучивал сосуд сей. Иоанн Васильевич отрыгнул зело
громко. Сотворил крестное знамение поперек рта. Вдругорядь отрыгнул и
постучал жезлом: — Почто Ивашко-сын
не жалует ко мне? Кликнуть его! В сенях дробно застучали каблуки кованые трех рынд. Пахнуло негоже: стало, кинувшись
творить царский приказ, дверь открыли в собственный государев нужник, мимо коего ни пройти, ни выйти из хором... Не успел царь порядить осьмое
рыгание,— царевич тут как тут. Склонился в земном
поклоне. —
Здоров буди, сыне. По какой пригоде не видно
тя, не слышно? —
Батюшка-царь! Ханского посла угащивал, из Крымской орды прибывало. По твоему царскому
велению. Только чудно зело... — Что ж
тебе на смех сдалося? — У
нехристя-то, царь-государь, башка — стрижена. — Ан брита, царевич,— покачнул главою
Иоанн Васильевич. — Стрижена, батюшка. — Не
удумывай! Отродясь у татар башки бриты. Еще как
Казань брал, заприметил я. — Ан
стрижено! —
Брито! —
Стрижено! —
Брито! —
Стрижено, батюшка, стрижено! Темная пучина гнева потопила разум царя,
застила очи. Кровушка буйно прихлынула и к челу, и к вискам, и к потылице. Не
учуял царь, как подъял жезлие, как кинул в свою
плоть. — Потчуйся, сукин сын!.. Брито!.. — Стри...— почал было царевич, да
и пал, аки колос созрелый под серпом селянина... А уж стучали коваными каблуками и рынды, и
окольничие, и спальники, и стольники, и иные царского двора людишки... Царевич, как лебедь белая, плавал в своей
крови...» 2. СТИЛИСТЫ Авторы-стилисты всех исторических лиц
списывают с собственной прохладной персоны. Например: «Встал рано: не спалось. Всю ночь в висках
билась жилка. Губы шептали непонятное: «Стрижено —
брито, стрижено — брито ». Ходил по хоромам. У притолок низких дверей
забывал нагибаться: шишку набил. Зван был лекарь-немец, клал примочку. Рынды и стольники вскакивали при приближении.
Забавляло это, но чего-то хотелось иного, терпкого. Зашел в Грановитую
палату. Посидел на троне. Примерился, как завтра будет принимать аглицкого
посла. Улыбнулся, вспомнилось: бурчало в животе у кесарского
легата на той неделе, когда легат сей с глубоким поклоном
вручал свиток верительной грамоты... С трона слез. Вздохнул. Велел позвать сына —
царевича Ивана. Где-то за соборами — слышно было — заржала
лошадь. Топали рынды, исполняя приказ,— вызывали царевича, гукали... Выглянул в слюдяное оконце: перед дворцом
подьячий не торопясь тыкал кулаком в рожу мужика.
Царь тут же примерил на киоте: удобно ли так бить, не лучше ли — наотмашь?.. Сын вошел встревоженный, как всегда. Как у
покойной царицы — матери его, дергалось лицо — тик. А может — так. Со страху. — Где
пропадаешь? — само спросилось. Царевич махнул длинным рукавом кафтана: — С
татарином договор учиняли... — С
бритым? — Он,
батюшка, стриженый. Улыбнулся сыновьей наивности. —
Бритый — татарин... —
Стриженый... Отвернулся от скуки. —
Брито. —
Стрижено! —
Брито! Вяло кинул жезл. Оглянулся нехотя: царевич на
полу. Алое пятно. Почему? Пятно растет... Вот она — та, ночная жилка: «стрижено — брито»... Челядь прибывала. Зевнул. Ушел в терем к
царице — к шестой жене», 3. ХАЛТУРЩИКИ Автора-халтурщика отличает прекрасное
знание материала и красота литературного изложения: «Царь Иван Васильевич
выпил полный кафтан пенистого каравая, который ему привез один посол, который
хотел получить товар, который царь продавал всегда сам во дворце, который
стоял в Кремле, который уже тогда помещался там, на месте, на котором он
стоит теперь. — Эй,
человек! — крикнул царь. — Чего изволите, ваше благородие? — еще из
хоромы спросила уборщица, которую царь вызвал из которой. — Меня
кто-нибудь еще спрашивал? —
Суворов дожидается, генерал. Потом Мамай заходил — хан, что ли... —
Скажи: пускай завтра приходят. Скажи: царь на совещании в боярской
думе. Пока уборщица топала, спотыкаясь о пищали,
которые громко пищали от этих спотыканий, царь взялся за трубку старинного
резного телефона с двуглавым орлом. Он сказал: —
Боярышня, дай-ка мне царевича Ивана. Ага! Ваня, ты? Дуй ко мне! Живо! Царевич, одетый в роскошный чепрак и такую же
секиру, пришел сейчас же. —
Привет, папочка. Я сейчас с индийским гостем сидел. Занятный такой
индеец. Весь в перьях. Он мне подарил свои мокасины и четыре скальпа. Зовут
его Монтигомо Ястребиный Коготь. — А с
татарским послом виделся? — Это
со стриженым? Будьте уверены. — Он
бритый. —
Стриженый. —
Бритый!.. Царь Иван ударил жезлом
царевича, который, падая, задел такой ящик, в котором ставят сразу несколько
икон, которые изображают разных святых, которых Церковь считает праведниками. Тут прибежали царские стольники, спальники,
рукомойники, подстаканники и набалдашники...» * * * Виктор
Ардов. Цветочки, ягодки и пр… Москва, «Советский
писатель», 1976г. |